Dorian Lynskey

Раньше они материли всех подряд и демонстрировали свои соски на фотографиях. Теперь они ударились в политику, слушают Primal Scream и каждый из них спит только с одним человеком. Встречайте новое Placebo...

Чей-то смех прорывается сквозь спертый воздух лондонской фотостудии. Хихиканье с гнусавым трансатлантическим акцентом, смех, который даже уютной ночью показался бы вам зловещим. Брайану Молко весело.

Причина его веселья находится в студии по соседству. Какой-то актер, чья карьера явно достигла своей низшей точки, нарядился гигантским яйцом "Kinder" и позирует рядом с непрерывно улыбающейся поп-пятеркой Steps и стайкой хорошо отмытых и приодетых ребят. Брайан делает весьма невинный комментарий насчет того, что Steps не очень тщательны в выборе компании для себя, и тут резко замолкает.

- Мы больше не занимаемся высмеиванием других групп! - объясняет он строго.

Но это же Steps! С огромным яйцом! Они же так и напрашиваются на это!

- Нет, - настаивает Брайан. - Это грозит контрнаступлением!

Неужели это и вправду Брайан Молко - знаменитый магнит для полемики и дискуссий, человек, на чьих вырезках из газет мелькают слова: "трах... член... доза... сперма"? Ну конечно, это он: маленький и тоненький как всегда, даже если сейчас его подбородок украшен бородкой, а его бывшая торговая марка - прическа в стиле Луизы Брукс - безжалостно укорочена и топорщится в разные стороны. Басист Стефан Олсдал слоняется по коридору с прижатым к уху мобильным телефоном. Он настолько же тощ, насколько высок - если цитировать Suede, у него "фигура сигареты" [имеется в виду песня "She's In Fashion"]. Ударник Стив Хьюитт сидит в кресле стилиста, одетый, как и его соратники по группе, не по сезону - в черно-серое.

Съемки в самом разгаре, хотя по графику давно должны быть закончены. Впервые за целый год ОНИ встретились с прессой и показались перед камерами, и вот - в воздухе витает жажда совершенства. Брайан проверяет поляроид между каждой серией съемок и трясется над своей прической. Он, как видно, до сих пор относится к обязанностям рок-звезды очень серьезно.

Трио вываливается наружу, чтобы попозировать перед запущенного вида кирпичной стеной. Брайан берет баллончик краски и начинает выводить надпись "FUCK THE..." и тут задумывается - а кого, конкретно... Отказавшись от мысли дописать туда название нашего музыкального еженедельника под нажимом своего мгновенно взгрустнувшего от такой перспективы пресс-атташе, Брайан призадумывается...

"...КРАСАВЧИКА" - предлагает расфуфыренный стилист группы. "...СИСТЕМУ" - выкрикивает кто-то еще. Брайан уверенно выводит сердечко с двумя буквами внутри. Взглянув на бледные буквы "BU", стилист предрекает: "...BUM" (попку).

- Попку? - усмехается Брайан. - Нет, это слишком очевидно, и к тому же несколько попахивает 97-ым годом...

Placebo уже не так склонны к пошлым шуткам, как когда-то, но они остаются все столь же причудливым явлением. В 1996 они явились нам в образе размазанной помады на лице бесстрастно гетеросексуального брит-попа; группа космополитичных европейских мастей явно не имела авторитетов, подобных The Small Faces или The Jam и немедленно внесла в повестку дня размеренной рок-н-ролльной жизни избыток секса и наркотиков.

Вместе с новоявленными светилами 1999-го - Doves и Belle & Sebastian - Placebo стремятся выглядеть потусторонними и сексуальными как сам грех. Поддерживая своего друга и почитателя Мэрилина Мэнсона на фестивале в Milton Keynes в прошлом году, у них хватило нужных рифов и театральности для усмирения металлизированной толпы, но их лукаво завуалированное ниспровержение устоев побудило некоторых недостаточно эволюционировавших личностей из толпы поупражняться в швырянии в Placebo бутылок с мочой. С их родственными душами Ultrasound и Sneaker Pimps на разогреве, ничего подобного Placebo в мире не найти.

Но если раньше они были как потрепанная открытая книга, то теперь они повзрослели, вроде бы поумнели и определенно заосторожничали. Их третий альбом уже закончен, но даже его название скрывается в духе общей завесы тайны перед грядущим октябрьским релизом.

- Я думаю, что часть мистики ушла, - скромно объясняет Брайан. - В начале нашей карьеры группу окружал некий магический ореол, но за последние годы мы растрепали все секреты своими острыми язычками. Но горе вам - мы снова собираемся напустить на себя таинственности!

Placebo целый год провели в подполье. Никаких интервью, никакого участия в кино в продолжение "Velvet Goldmine" (они даже отвергли предложение сыграть группу Judas Priest в спродюссированном Джорджем Клуни "Metal God") и, очевидно, никаких вечеринок. И теперь они словно пробудились после зимней спячки, мигающие и растерянные от ослепившего их света.

Новый сингл "Taste In Men", как они говорят, был предназначен "смутить людей". Это электронный фанк, очевидно, инспирированный творчеством Paul Oakenfold. Ни один из других пяти трэков, которые было любезно позволено послушать Select, не похож на "Taste In Men". Эти песни - эпическая, околдовывающая баллада о вуайеризме ("Peeping Tom"), резвый, бодрящий призыв "run away from all your boredom" ("убежать от всей этой скуки", "Slave To The Wage"), задорная любовная песня про кетамин [препарат для наркоза] ("Special K"), улетная, бурная исповедь ("Black-eyed") и даже немного разбитного бунтарского хип-хопа ("Spite & Malice"). Если "Placebo" был вечеринкой, а "Without You I'm Nothing" - похмельем, то этот альбом - возвращение к здоровому образу жизни.

- Это всё те же песни о странной и искаженной любви, но в этот раз - меньше секса, секса, секса, секса... - говорит Брайан. - Это беспощадный альбом.

В ярко освещенной комнате, вне пределов слышимости этих вопящих деток - фэнов Steps, Брайан наклоняется вперед в кресле. Его руки с пурпурным маникюром находятся в постоянном движении, но если раньше эти руки сжимали бы бокал с Кровавой Мэри, то теперь они вооружены до смешного громадной чашкой кофе и непрерывной чередой сигарет Marlboro Lights.

Покровительственно взирающий на Брайана Стив кажется таким же невозмутимым и спокойным, как всегда. Барабанщик-ветеран родом из Манчестера (играл в Boo Radleys, K-Klass), он записал с Placebo их первые демо и возвратился в группу после выхода первого альбома, когда отношения Брайана с тогдашним барабанщиком Робертом Шульцбергом безнадежно испортились. В удивительно сплоченном коллективе Placebo ("мы, определенно, - лучшие друзья!") он играет роль отца.

Стефан не любит интервью. В тех редких случаях, когда он заговорит, его едва слышно. Он откатывается назад в своем кресле так далеко, насколько это возможно, лишь бы не очутиться в соседнем помещении. У него был тяжелый уик-энд. "Он почти прикончил меня" - вздыхает Стефан. Вероятно, сорокавосьмичасовой сексуально-наркотический разгул?

- Я драил свои полы.

О! Бывшая "самая развращенная группа Британии" кажется как никогда чистоплотной!

Placebo в шутку сопровождают повествование обо всем, что связано с сексом/наркотиками - "это так отдает 97-ым" - нарочитым американским акцентом. Это был год, когда состоялся их знаменитый тур, метко охарактеризованный Брайаном как "оставивший след крови и спермы по всей стране".

- Это была одна большая вечеринка, - замечает Стив. - Мы не могли поверить в обрушившуюся на нас славу, словно вопя "Fucking yes!". И мы так увлеклись этим "yes", что потерялись во всём этом, но теперь обрели себя вновь. К счастью.

- Мы были этакими Телепузиками, - добавляет Брайан. ["Teletubbies" - такие шизанутые пупсики-мутанты из английской детской передачи]

Placebo были не единственной группой, которая стояла на краю пропасти. Но о живописном виде, открывающемся с края этой пропасти, они орали громче всех. В течение двух лет они перепробовали всё, включая тайное пристрастие брит-попа - героин, что было документировано в песне "My Sweet Prince" с альбома "Without You I'm Nothing". Музыкальная индустрия многое бы потеряла, не ворвись в нее Молко и не возбуди он столько ненависти к своей персоне.

- Мы до тошноты часто ввязывались в драки, - вздыхает Брайан. - Люди регулярно пытались нас избить. Я в самом деле не знаю почему. Моих двойников путали со мной, и эти бедные дети были близки к тому, чтобы быть жестоко побитыми. Я думаю, что в один прекрасный момент мы осознали, что саморазрушение - это больше не круто. Мы начали расползаться по швам. Я помню, как Dave Gahan из Depeche Mode говорил, что тот самый "стиль жизни - рок-н-ролл", о котором мечтает каждый, - "чертовски трудная работа".

Турне по пяти континентам завершилось в сентябре 1999 года, после чего Placebo получили месяц передышки и засели в студии Matrix, чтобы приступить к записи третьего альбома. К разочарованию тех фэнов, кто лелеет былую пласибную атмосферу страдания и развращенности, этот альбом следует признать одним из самых "легких" третьих альбомов последних лет.

- Честно говоря, это стало для нас невероятно радостным опытом, - сияет Брайан. - Мы непрерывно хохотали последние девять месяцев. Это словно конец трилогии. Мы наконец-то реализовали и отфильтровали всё, что пытались сделать до этого, и в результате получился великолепный альбом.

Возможно, это покажется неожиданным, но своими последними влияниями Брайан называет "Community Music" Asian Dub Foundation и желчный "The Closer You Get" Six By Seven. Вы могли бы подумать, что единственными правами, за которые Placebo соизволили бы бороться - это право сумасбродничать и носить платья, но "Spite & Malice", в сотрудничестве с американским рэпером Джастином Уорфилдом, была явно вдохновлена первомайскими демонстрациями. В день приезда к ним Уорфилда, Placebo хихикали над газетным снимком, изображающим оскверненную статую Черчилля.

- Меня вдохновило то, насколько политизирована сегодняшняя молодежь. Я принялся орать старый лозунг: "Dope, guns, fucking in the streets", - преисполняется энтузиазма Брайан. - И тут кто-то сказал: "А вот тебе и припев!"

Другой трэк, "Haemoglobin", был написан от лица негра, которого линчуют в пятидесятых годах в Америке, а резвый и бодрящий "Slave To The Wage" был вдохновлен "Maggie's Farm" Боба Дилана, а еще на песню повлияла смерть настройщика группы в то самое утро, когда была назначена запись трэка.

- Песня превратилась в призыв к людям о том, чтобы они не загоняли себя в гроб работой. На альбоме присутствуют и песни, затрагивающие всеобщую американизацию этого мира. По мере того как вы взрослеете, вы смотрите новости чаще и чувствуете себя более причастными к происходящему в мире. В своем кресле я разрабатываю теории тайного заговора.

Так это правда, что с одной из самых нарциссичных групп девяностых случился приступ пробуждения гражданского сознания?

- Несомненно, - хихикает Брайан. - Но нельзя же до конца жизни писать только о себе, любимом.

В 1997 году Брайан Молко, читая собственные интервью, сам себя не узнавал в том высокомерном, озабоченном болтуне. Сначала постоянное преувеличивание этих черт своей личности помогало в некотором роде раскручивать группу, но позже это дало трещину. В интервью он начал перескакивать с секса и наркотиков на самоуничижение и неуверенность в себе.

"Without You I'm Nothing" был записан в атмосфере интенсивной переоценки ценностей, не говоря уж о бессоннице (в студии якобы были "негативные энергетические поля"), о разбитых сердцах (личная жизнь всех троих тогда потерпела крах) и "посткоитальной депрессии". Учитывая то, что вам требуется оклематься после вечеринки, прежде чем заняться делом, тот альбом выявил психическую изможденность Placebo перед подготовкой к борьбе за здорового наследника. Для Брайана это стало и изгнанием "мифа о Молко". Когда-то он говорил, что "был приятным человеком, но рок-н-ролл разрушил это", а теперь он утверждает, что никогда не был столь несносным, как его репутация. Определенно, сейчас он скрупулезно вежлив и искренен, хотя и осторожен.

Были ли слава и успех в точности такими, как ты ожидал, Брайан?

- Нет. Я ожидал, что это будет менее грязно, чем оказалось в действительности, - смеется он. - Но я бы не стал ничего менять. Путь невоздержанности ведет во дворец мудрости, если цитировать Уильяма Блейка.

Каково было стать карикатурой?

(Хмурится.) - Если вы хотите, чтобы вас принимали всерьез в качестве артиста, но обнаруживаете, что по своей собственной вине и наивности превратились в какого-то мультяшного героя, это немалый шок. Я пережил громадный кризис самоопределения и долго пытался собрать воедино то, что от меня осталось.

Ты обнаружил, что играешь роль?

- Наше чувство юмора всегда было довольно зловещим, а люди, думаю, были не в состоянии понять это. Уязвимая позиция, свойственная и многим великим комикам. Часто я говорю что-то с кривой ухмылкой на лице. Много людей встречались с нами именно тогда, когда мы хорошо проводили время, и истолковывали наше чувство юмора как крайнюю степень высокомерия. Это была просто поверхностная реакция в поверхностной ситуации.

Ты занялся развеиванием былой репутации?

- Люди должны понять, что есть мифы, а есть реальность. Я думаю, что мы стали очень невозмутимыми. Знаете, мы больше не устраиваем потасовки... Мы их прекращаем.

Тебе нравилось вызывать в людях вражду?

- Немного. Потому что столько людей выводят вас из равновесия... Думаю, что когда мы сталкивались с ними, им приходилось нелегко. И они, ясное дело, давали нам сдачи.

Как ты думаешь, почему люди относятся к тебе предосудительно?

(Вздыхает.) - Потому что мы в Британии. (Смеется.) Больше нигде в мире я не сталкиваюсь с таким враждебным отношением ко мне.

Ты не имеешь репутацию милого человека, правда?

- Если бы вы провели со мной побольше времени, вы бы обнаружили, что я - вовсе не то странное создание, каким выставила меня пресса. Я думаю, что всегда был довольно милым. Сложным - это да, не спорю, но милым. Гениев часто не понимают. (Смеется.) Мда, это была избитая шутка.

Ты тащишься от диаметрально противоположных реакций людей на тебя?

- Я думаю, что это относится ко всем хорошим группам. Если людям вы безразличны, то это означает неудачу. Если они смертельно ненавидят вас, это гораздо лучше.

Брайан Молко уже три года повсюду носит с собой поляроидный снимок, подаренный ему фанаткой. На нем запечатлена девочка-подросток с подбитым глазом в комнате "с необыкновенно безвкусными фиолетовыми обоями, которые прекрасно подчеркивают фингал под ее глазом". Поперек снимка нацарапано: "KILL FUCK DIE".

- Это напугало меня, - говорит Брайан. - Но это фото для меня вроде талисмана. Я ношу с собой всё, что люди всучивают мне в турне или бросают на сцену. Было бы не к добру выбрасывать всё это. В конце концов, это же подарки, пусть даже и в искаженном варианте. Некоторые вещи, что бросали мне на сцену, напугали меня.

А именно?

- Пули. И перестаньте присылать мне prozac [лекарство от депрессии], - умоляет Брайан. - Оно мне не требуется. Принимайте его сами.

Может быть, они думают, что тебя необходимо подбодрить?

- Я и без того жизнерадостный! - хихикает он.

Брайан Молко много смеется, но его чувство юмора принадлежит к разряду тех, что могут привести к неловкой ситуации смеха не над тем, чем нужно, и не в то время, когда смех необходим. Его слова могут показаться черствыми или зловредными там, где таковым он казаться не хочет, по его утверждению. Он не может удержаться от выразительной колкости или от язвительного комментария.

Психологам-добровольцам пришлось бы здорово потрудиться, копаясь в отрочестве Брайана. Родившись в Бельгии в 1972 году, он всё детство кочевал по свету из-за особенностей профессии своего отца, американского банкира, и после странствований по Ливану и Либерии осел в культурной черной дыре - в Люксембурге. Брайана позабавило, что на выпускной церемонии его попросили взять слово.

- Вы смотрели "The Breakfast Club"? - спрашивает Брайан. - Вот так это и было - невероятно испорченные, богатые, уродливые американцы, ноющие по поводу того, что за границей не могут достать необходимый сорт печенья. Если ты занимался спортом, то был популярен. Если ты был книжным червем, ты был непопулярен. Если же ты был ни тем, ни другим, то ты считался лузером.

Брайан относился к третьей категории, находя утешение в театральном кружке и в травке, самой судьбой не предназначенный быть другом однокласснику Стефану - популярному баскетболисту. Вплоть до случайной встречи в 1994 году. Отца он почти не видел, в то время как мать-шотландка безуспешно пыталась сделать из сына набожного христианина по своему образу и подобию.

Они развелись, когда Брайан был еще подростком. Это послужило темой самобичующей "Black-eyed", песни с самым интригующим текстом на всём альбоме: "I was never loyal except to my own pleasure zone / I'm forever black-eyed, a product of a broken home" ["Я никогда не был предан никому, кроме своих эрогенных зон / Мои глаза вечно в фонарях - последствие разбитой семьи"].

- Это довольно веселая песня, - как ни странно, говорит Брайан. - Она вызывает во мне улыбку. Каждый думает, что эта песня про меня, и действительно, она вполне автобиографична. Но у американцев существует обыкновение приписывать вину за вашу эмоциональную неустойчивость вашим родителям, но ведь в жизни наступает момент, когда становится необходимо брать на себя ответственность за свои поступки.

Последовавший полет Брайана в Лондон с целью изучения актерского мастерства, должно быть, означал неприличный жест его удушающему, привилегированному воспитанию, но это не был скулеж всеми непонятого отпрыска богатых родителей.

- Оба родителя пытались перетянуть меня на свою сторону, - вспоминает он, - но ни по одному из этих направлений я не хотел пойти, поэтому я был вынужден подумать о том, кто я такой и кем я хотел стать, когда был маленьким. Так что во всём этом был и положительный момент. Я как бы стал полной противоположностью тому, каким хотели видеть меня родители.

Они видели, как ты выступаешь?

- Несколько раз. Я был в платье!

- Это произвело на них глубокое впечатление, - шутит Стив. - Может, они всегда мечтали о девочке!

Когда выходил прошлый альбом, Брайан поведал: "Я стараюсь контактировать со своей матерью настолько мало, насколько это возможно". Но с тех пор, кажется, произошло что-то вроде примирения.

- В моих текстах я упоминаю свою мамулю довольно часто, - говорит Брайан глубокомысленно. - На этом альбоме вы встретите строчку: "Thank you mom, hi mom". Меня расстроило то, что я когда-то услышал у Эминема: "My mom smokes more dope than I do". Мне не нравятся люди, которые обзывают своих матерей. Мамы - это хорошо!

Это очень мило, но явно как-то не по-пласибовски. Нравится ли вам это или нет, но когда группа приобретает известность, она берет на себя обязательства, от которых потом трудно отделаться. Как Blur, когда они перестали сочинять поп-музыку, или как Manics, когда они забросили макияж, эволюция Placebo от арт-потаскух в прямоходячих членов поп-сообщества немножко разочаровывает. Дни, когда они шокировали людей, кажется, остались позади.

- Потребность удивлять перевешивает во мне потребность шокировать, - говорит Брайан. - Это потребность опережать на один шаг ожидания людей в отношении тебя и потребность опережать на одну прическу прически своих подражателей, ха-ха! Я думаю, отношение людей к нам сейчас труднее охарактеризовать выражением "fuck you". Нам больше не требуется ввязываться в потасовки.

Когда-то ты называл Placebo "опасной группой". Это для тебя еще актуально?

- Интересный вопрос, - призадумывается он. - Это зависит от того, что именно вы считаете опасным.

Это зависит от того, что под этим подразумевал ТЫ.

- Не помню. Я, должно быть, был в стельку пьян, ха-ха! Мы выступали в платьях в Buttfuck, Северная Каролина, и это были самые лучшие концерты, потому что люди там настолько подавляли свою сексуальность, что, казалось, вот-вот взорвутся!

Ты утихомирился насовсем?

- Мы торчали в помещениях без окон, делая музыку. Мы пока не отправились в турне, ха-ха! Я думаю, когда начнется турне, вот тогда-то из нас и полезет всё дерьмо. Когда вы путешествуете по миру более года, то приходится выдумывать способы развлекать себя. Вот здесь вас и подстерегают неприятности!

Общепризнанная рок-н-ролльная мудрость гласит, что группа находится в ударе, когда она находится на грани, а "очищение" обычно предвещает творческий кризис. Но в отличие, например, от Manic Street Preachers (Брайан перестал быть их поклонником), чем счастливее Placebo становятся, тем лучше становится группа. Ни отчаянное томление "Taste In Men", ни затягивающие отношения в "Special K", по утверждению Брайана, не вдохновлены его личной жизнью. Он говорит, что научился держать некоторые вещи в тайне.

- Я склоняюсь скорее к тому, чтобы писать песни на определенные темы и затем включать в них персонажей, чем к тому, чтобы писать песни о людях, - говорит он. - Я не хочу помещать на CD свой личный дневник.

Брайан отказался обсуждать свою девушку, но, в отличие от предыдущих подружек-знаменитостей, она надежно скрыта от глаз общественности. [Видно, отказался потому, что к моменту выхода статьи они уже практически расстались.]

- Я считаю, что очень приятно возвращаться домой после 13 месяцев, проведенных в дороге, к тому, с кем можно поболтать о жизни, - он опять смеется, но в этот раз потому, что счастлив.

Вот каково новое Placebo. Бодрее, счастливее и гораздо продуктивнее. Они трахали всё, что движется, фыркали на всё, что не движется, и умудрились выйти сухими из воды, да еще и с альбомом, который звучит как лучший их альбом.

- Наши мозги не отсохли наполовину, - хвастается Стив.

- Наши носы всё еще на месте, - вопит Брайан. - И нам удалось обойтись без реабилитации. [для юных и невинных: без носов люди остаются в результате заболевания сифилисом]

- Я думаю, что реабилитацией стало создание этого альбома, - рассудительно предполагает Стефан. - И этого было достаточно.

Так ЧТО для вас сейчас - хорошо проведенный вечер?

- Обед с близкими друзьями, хорошее вино и приятная беседа, - выносит решение Брайан.

- И баиньки к пол-одиннадцатому! - хихикает Стив.

- Нет, лучше оставаться в постели до четырех, - поправляет его Брайан с широкой улыбкой на лице. - Но с нужным человеком!